Форум » Другие жанры » Неделля до самого конца » Ответить
Неделля до самого конца
Another: Название: Неделя до самого конца Автор: Another Бета: нет Рейтинг: R Пейринг: Майк/Честер Жанр: не разбираюсь, к сожалению. Предупреждение: нет Дисклеймер: все вымышленное. Саммари: -Давай поиграем, - он смотрит на запад, где разливается жидким, холодноватым золотом солнечная кровь по небу, у самого горизонта переходя в рассеянный синий, который между домов кажется туманом или дымом. День первый. Замысел. Иногда мне кажется, что все уже – вот все! – давно пошло ко дну. Ну, по крайней мере, в моей жизни. Иногда мне кажется, что дальше уже некуда. Но я почему-то, задрав повыше голову, иду вперед, не лавируя между открытых ухабин и канав; не останавливаясь, выбирая очередной азимут, просто иду. Иду, пока могу куда-то двигаться, пока могу дышать, пока могу расправлять плечи. Дома мне говорят, что мне нечем заняться, в школе гонят к психологу, и только он, такой далекий и близкий Майк Шинода, одноклассник, ходячая загадка и немеркнущая бредовыми идеями голова, говорит мне: -Слушай, Честер, я тут придумал игру. -И что? – бурчу я, подпинывая разрисованный фирменными шинодовскими черепушками, его же скейт. -Давай поиграем, - он смотрит на запад, где разливается жидким, холодноватым золотом солнечная кровь по небу, у самого горизонта переходя в рассеянный синий, который между домов кажется туманом или дымом. Я думаю, что ответить. Мне всегда были интересны все причуды и выдумки Майка. Он какой-то весь из себя Шинода – странный, восточный, западный, юный, мудрый... и... и, в общем Шинода. Я невольно перевожу на него взгляд, мне в голову лезут мысли, что он вообще чокнутый. Такой весь загадочный. Кольца в мочках чуть оттопыренных ушей, иссиня-черный ежик жестких волос, округлые мягкие черты лица и шоколадные глаза – маленькие солнышки, которые не могут быть холодными. Он смотрит на закат, мы сидим у ограды детской площадки; днем здесь веселятся дети. Он все смотрит и смотрит, изредка улыбаясь каким-то своим безумным мыслям. -Так что? – спрашивает Майк, поворачивая голову ко мне. – Поиграем? -Ну... – тяну я, поворачиваясь к нему всем корпусом. – Ты мне сначала расскажи, в чем смысл игры. -Вот смотри, видишь? – он рукой указал на солнце, разлитое у самой земли. – Оно умирает каждый вечер, но каждое утро рождается вновь. -Хорош, Шинода, прикалываться! – я играючи бью его по плечу. Но он не обращает внимания, только указывает своими длинными красивыми пальцами на запад. – Шинизл! Я ж знаю твои приколы! Вообще-то Майк был очень миролюбивым, только чуть-чуть ошибся адресом, когда появлялся на свет – планетой ошибся. Никто не понимал его до конца. Учителя видели в нем гения, одноклассники чокнутого, ну, а я друга со своими тараканами в голове. -Чес, ты посмотри, и сразу станет ясно, - хрипловато вышло у него (когда у него сломался голос, я страшно завидовал – года два, у меня-то он гораздо выше, чем у него, но курево сделало свое дело). – Посмотри. -Ну? – я уставился на запад. – И чего? -Оно рождается каждое утро. Оно сгорает, чтобы возродиться. -Типа как феникс? -Да. -И чем смысл? – я тупо уставился теперь уже на Майка. -Мы поиграем, как солнце играет каждые сутки, - он мягко улыбнулся, чуть подавшись вперед. – Только ты больше не должен задавать вопросов, - заговорщически продолжил парень. -Ага, - от него пахло солнцем и жизнью. Сердце пропустило удар и зашлось как в лихорадке, когда я посмотрел ему в глаза, на самом дне которых было только солнце, светившее для меня. – Но у меня есть условие. Его брови изогнулись – такое в планы Шинода не входило. -Если я дойду до конца, если игра мне не наскучит, то с меня желание, Майк. Он сузил глаза и притворно задумался. -По рукам. День второй. Тепло. Сегодня Майк весь день ходит за мной по пятам. Даже моего обычного соседа по парте – скромника Робы выгнал к своему товарищу-гитаристу Бреду. Перед обедом заставил меня вымыть руки. Когда тайком сбежал покурить, он нашел меня и запретил сегодня затягиваться. После школы проводил до дома, заставил нормально поесть. Даже в туалет со мной ходил, говоря: «Да что я там не видел!» Хотя там-то он у меня и не видел. Потом мы вместе выучили уроки – тоже мне умник! Заставил меня самого написать эссе, хотя я в жизни никогда его не писал. Но потом я уломал его подкинуть мысль, и Майк, в конце концов, написал за меня. -А твои разрешили остаться у меня? – спрашиваю, чувствуя, как во рту становится сухо. -Ага, - отвечает он, глядя мне в глаза. – А что? -Нет, ну, понимаешь оставаться ночевать у такого придурка, как я... немногие родители решаться на это. -Мы же друзья, - улыбается он, уже взглядом согревая меня. – А твои не будут против? -Конечно же... будут! - смеюсь я. – Опасно оставаться с таким типом, как ты в одной комнате! Мои-то... Ох, мать ушла пару лет назад. Отец шляется по своим многочисленным работам целыми днями. А потом частенько напивается ночью. Никто и не заметит присутствия Майка в доме, кроме меня, разумеется. Я стелю ему на полу и желаю спокойной ночи. Майк недолго ворочается и засыпает. Я лежу, слушаю стук своего сердца, обвиняю во всех грехах смертных, не переставая думать, какой красивый у него торс – смуглый, с плавными линиями чуть наметившихся мышц на груди и животе, с тонкими ключицами и узкой полоской темных волос от пупка до... ну, вы понимаете до чего. А еще он так и не снял у меня на глазах свои вечные широченные штаны. Было бы весьма интересно заглянуть внутрь. Я так и засыпаю, глядя на его силуэт на полу, храня внутри его полу оголенный образ. Но снится мне другое тело, не такое юное, не такое красивое, не такое подтянутое, не такое. Снятся другие руки, с грубыми недлинными пальцами. Другие глаза, не живые, не такие солнечные – мутные и озверевшие. И все эти воспоминания и сны оседают глубокой трясиной грязи на душе, не дают покоя и свободы. Мне иногда, чаще ночами, чудится, будто мое тело вновь испытывает эту боль, этот ужас, это отвращение. Но уже за полночь забираюсь под одеяло к Майку, раскинувшему руки и ноги в разные стороны. У него ресницы дергаются во сне, мерно вздымается грудь и ежик еще запутаннее обычного. -Ты чего? – он хлопает глазами-солнышками, они светятся и в темноте. -Сон. -Кошмар? -Ага. Можно я тут полежу немного? -Ладно. И он закрывает глаза, не меняя позы. Я жду, пока Майк уснет. Прижимаюсь потом к его плечу щекой, обнимаю поперек груди, закидываю ногу на его бедра. Долго смотрю на него спящего. Мне так тепло с тобой, Майк! Так тепло, как никогда не было, как не было ни с кем. Майк! Майки... Приподнимаю голову, ловлю его дыхание – теплое, солнечное. Ловлю дыхание, хочу прижаться к его губам своими. Только бы прижаться к ним и все, просто почувствовать их вкус и тепло. Но я не могу рисковать дружбой из-за какой-то навязчивой идеи. Плетусь обратно в остывшую кровать. День третий. Холод. Майк с утра больше молчит, отвечает односложно. Не улыбается совсем. Идем в школу быстро, словно он пытается убежать от меня. На уроках снова садится к Бреду, я иду к Робу. На переменах я курю, затягиваясь глубоко, жадно, ненасытно. Майк не показывается в поле зрения моего зрения. На уроках не смотрит даже в мою сторону. Роб спрашивает: -Чес, что это с Майком сегодня? -Мне с чего знать? – огрызаюсь я, сам не понимая, в чем причина такого поведения. -Ну, вы же типа лучшие друзья, - изумленно говорит Роб, машинально черкая сто-то на обложке тетради. -Я за ним не слежу! После занятий Майк уходит сразу, вот так резко, как обычно не делает. Я снова курю. Плетусь на то место, где он предложил мне поиграть. Дети еще резвятся, мамаши изредка что-то бросают им что-то вроде: «Сэм, будь осторожнее» и пускаются снова в свою обыденную болтовню. Сижу здесь долго, думаю: какая к черту игра, если он так себя ведет? Совсем что ли с катушек съехал? Хотя, Шинода есть Шинода. Вспоминаю свои ночные мысли и желания – на щеках горячо. Но даже не чувствую стыда – все давно уже покатилось к чертям собачьим. Покатилось тогда, когда у меня был первый принужденный опыт с мужчиной, да и вообще первый опыт. Тогда-то я и съехал. И теперь уже мне многое неважно, почти все, кроме него, такого вот Майка Шиноды. Ночью во сне переживаю свой «первый раз». Мне так холодно без тебя, Майк. Майк! День четвертый. Неважно. Утром с шумом выворачивает. Тащусь в школу, как на расстрел, а в общем, неважно. -Привет, Чес! – здоровается со мной Майк. – Как спалось? -Шинода, - только и говорю я. От него пахнет солнцем и сладким капучино. Улыбка до ушей, аура вся такая – я самый-самый добрый на Земле, самый солнечный и самый обаятельный. Ну как на такого можно обижаться? -Так как спалось? – он будто снова вынуждает меня вспомнить не только сон, но и реальность. -Неважно, Майк, неважно, - отвечаю сухо, с неохотой. Сегодня он держится со мной, как обычно – мы же лучшие друзья. А мне все как-то по барабану, так вот глубоко неважно. Майк что-то говорит, улыбается, похлопывает по плечу, отвечает на уроках, говорит, чтобы я бросал курить. Весь из себя маленькое солнце. А мне даже и неважно. -Эй, Бениннгтон, у тебя пара по контрольной по литературе, - сообщает мне без особого энтузиазма Роб. -Неважно. День пятый. За дверью. -Ты говорил что-то об игре? – спрашиваю, сидя в комнате у Майка. День пролетел незаметно. Оно конечно, когда он так и распылял меня на решительные действия. Так вот просто вызывал во мне желание. А на физкультуре даже моя эрекция послушалась его, Майка Шиноду. Чтоб его! И ведь девчонки заметили первыми – как же такое упустить! И гадали потом полдня, на кого же это из них? Только вот я-то знаю, что не на женский пол. Блин! Я что, голубой? – Говорил ведь что-то? -Мы всю жизнь играем, Честер, - непонятно отвечает он, глядя в мои глаза. – Всю жизнь. -Так эта-то игра началась? – хочется прижаться к таким близким сейчас губам. -Жизнь – игра, - он улыбается, снова будто бы своим мыслям. Но глаза-солнышки проникают в сердце лучиками тепла, размораживая замороженные страхи. -Это такая игра, да? – выдыхаю я, наконец поняв его замысел. – Такая игра? Ты вынуждаешь меня открыться. -Ночью закрытая дверь в шкаф кажется ужасной, полной чудовищ, но утром мф находим там лишь одежду, - он гладит меня по щеке красивыми длинными пальцами, которые рисуют и играют. – Утром там нет страха, там обычные вещи, совсем не страшные. -Ты не понимаешь, не понимаешь, - причитаю я. Его пальцы ласкают впалую щеку. Вторая рука водит по огненным, лижущим бледную кожу языкам. Он смотрит мне в глаза и улыбается – сумасшедший. Я что-то там шепчу еще, сам не понимая, что именно. В штанах, как-то неуютно. В сердце оживает жизнь. Да, именно оживает, она ведь спала или находилась в коме с того самого дня, как начался этот ужас. -Сейчас ведь день, - сообщает он мне нежно на ухо. – Нет страха. -Майк... – выдыхаю, болезненно подавшись вперед – к нему навстречу. Болезненно – он же тоже мужчина. -Открой свой шкаф, Чес, там ничего и никого нет. -Только воспоминания об ужасно ночном кошмаре, - говорю я, тихо-тихо. -Но ведь только воспоминания, - подтверждает он, запуская руку в мои короткие кудряшки, перебирая их. -Да, ты прав, - головой, как кот, ищу его прикосновений ласки. -Расскажи мне. Я ведь знаю, что что-то случилось. И уже давно. Честер, расскажи мне. Я хочу, чтобы все случившееся стало всего лишь кошмарным сном. Сейчас ты не спишь. Сон прошел. Ночь закончилась. Ты должен отпустить это, - шепчет он ласково, серьезно, искренне. И я, задыхаясь, рассказываю ему, во всех деталях, чтобы и, правда, проснуться. И он слушает меня, слушает, держа за руку, поглаживая иногда по щеке. Слушает, и его маленькие солнышки тускнеют, когда я чувствую боль воспоминаний, боль прошлого. Но светлеют снова и греют еще сильнее, когда я, наконец, успокоившись, рывком обнимаю его. -Ты проснулся, Честер? – спрашивает он серьезно. -Да, я проснулся. -Теперь ты не будешь спать. Теперь ты будешь жить и радоваться жизни со всеми ее недостатками и достоинствами, ведь все это осталось за дверью шкафа, - Майк прижимает меня к себе, к своему солнцу и теплу. -Я его запру на замок, а ключ расплавлю, чтобы никто и никогда не смог открыть мой шкаф. День шестой. Рука в руке. Я ночую у него. Папа один раз позвонил, сказал, что я уже взрослый. Майк со мной как всегда – друг из всех друзей. А мне так легко. Выбросив из себя все это мне так легко! И теперь я, правда, никогда больше не открою этот шкаф. Пусть там только воспоминания о пережитом кошмаре, я все равно не открою его. Майк – солнечный, красивый, совершенный в совей странности только притягивает меня к себе. Я отдаю себе отчет в том, что влюблюсь. Влюбляюсь в парня, в мужчину. ОН влечет не только как сексуальный объект, а как тихая обитель, в которой находишь покой и равновесие. Он загадка, хочется отгадать, и не хочется одновременно. Люблю ощущение тайны. Все выходные мы вместе. Гуляем по парку, катаемся на скейтах, пишем рифмовки для его школьной группы; он что-то бренчит для меня на акустике и подпевает своим таким шинодовским голосом, действующим на меня лучше всяких успокоительных, которых я наглотался, когда все пошло ко дну. Рука в руке мы идем навстречу разливающемуся золоту солнца. Думаю, что его солнышки ярче, светлее и теплее далекой звезды. День седьмой. ... Родители Майка уезжают к родственникам на пару дней. Завтра понедельник – день тяжелый, но рядом с ним мне крышу сносит. Вечером, когда он все-таки уговаривает меня сделать домашние задания (хотя, больше выполняет он сам за нас двоих), мне вспоминается наш разговор почти недельной давности об этой странной игре, родившейся в не менее странной голове Майка. Я, складывая учебники, тихо напоминаю: -Майк? -Да. -Помнишь, когда мы доваривались об этой игре, - закусываю губу, все-таки пошловатый замысел засел в голове. – У меня было условие. -Помню. Желание, - отвечает он с доброй, такой простодушно-детской улыбкой. – Так чего ты желаешь? Я долго смотрю на него. Взгляд блуждает со светлых носков до непослушного ежика жестких волос. Во рту мгновенно высыхает, в горле начинает першить. Нервно облизываю обветренные, сухие губы, думая, что лучше бы он их поцеловал. Заламываю пальцы и, наконец, опустив взгляд, готовый уже ко всему, тихо произношу: -Тебя. Закрываю глаза. Что сейчас может быть – удар, смех, истерика или... или взаимность? Он тихо смеется, я чувствую, как его маленькие солнышки сужаются и светятся цветом горького шоколада, только вот он сам слаще... наверное. Нет, точно слаще. -Глупый, Честер! – смеется так заливисто и открыто, что я решаюсь открыть глаза. – Глупый!.. -Майк! – беззлобно прикрикиваю я в нетерпении. – Ну, сделай хоть что-нибудь! Или ударь или прогони! Он резко останавливается. Я смотрю на него широко распахнутыми глазами, чтобы было не так больно получать по лицу. Он такими же огромными глазами смотрит в ответ – в самую мою сущность, изучая все то, что было скрыто от него. Чувствую обнаженным. Легкий румянец смущения проступает почти сразу же. Маленький пожар на бледных щеках. -Майк... – выдыхаю с надеждой и одновременно с разочарованием не случившегося чуда. Он рывком подается вперед и в каком-то дюйме от моего лица так же резко останавливается и мягко прижимается своими мягкими губами вкуса солнца и тайны к моим губам. Я как-то рвано хватаюсь за его плечи, не желая отпускать, вжимаясь тонкими пальцами в кожу. Он снимает с меня футболку, целуя все так же трепетно – легкими прикосновениями солнечных лучиков. Я тоже снимаю в ответ с него футболку. Он отрывается от моих губ, скулю тихо, почти разочарованно. -Чес... – он дышит мне в полуоткрытые губы, улыбается. Майк прижимает меня к стене, наваливается всем телом – тяжелым, теплым. Говорит спокойно, тихо, с глубокой серьезностью в глазах: -Ты, правда, уверен? -Да. -Ты закрыл шкафчик? -Я выбросил замок и расплавил в огне ключ. Я не сплю, Майк. -Я не хочу ранить тебя, Чес... снова. -Майк! – почти рявкнул я, чувствуя напряжение в штанах, в моих, в его; и в сердце, в моем, в его. И Майк ответил. Теперь его солнышки стали частью меня. И мне даже было не так больно. И я даже не сравнивал ничего с грязным прошлым. Это же Майк, Майк Шинода. Высокий парень с необычной внешностью, странный, многогранный, мудрый, целая вселенная в голове одного человека, неразгаданная никем загадка. Просто парень, который уничтожил моих монстров, который разбудил во мне чувства, который стал для меня солнцем. Майк, такой уникальный, другой, но родной. И мне хорошо, очень хорошо оттого, как он целует своими странными поцелуями прикосновения солнца; как со своим, шинодовским, ритмом входит в меня; как шепчет что-то странное, удивительное, но доброе и искреннее. И я засыпаю в теплых сильных объятиях. Мне необъяснимо прекрасно, как и ему. Я вижу перед тем, как уснуть, его подрагивающие в моих и морфеевых объятиях ресницы, и думаю, что это так странно – влюбиться в Майка Шиноду. На рассвете просыпаемся как-то оба сразу. Мне почему-то страшно. Страшно от того, что случилось ночью. Я, кажется, боюсь, что шкаф кто-то вскроет и выпустит мои страхи. Майк смотрит на меня не мигая, серьезно, только его солнышки согревают в холодное октябрьское утро. -Майк, - шепчу я, гладя его по пухлой, как у ребенка, щеке. – Майк, неужели это конец? -Ты выбросил замок, Чес, ты расплавил ключ, - говорит он мне в лицо с теплым дыханием. -Ты никому не позволишь взломать дверь в шкафу? – наивно спрашиваю, боясь ответа. -Не позволю, Чес. Ты слышишь, не позволю, - отвечает он и целует солнечным светом в щеку.
Ответов - 2
adgesvefar1980:
vazonov11: Да, интересное кино. А вот другое про допуски сро, можно посмотреть.
полная версия страницы